Ты знаешь, кто я? Я - твой друг.
- А никаких новизн и не бывает, - отозвалась Графиня. - Никаких и никогда.
Идут годы, люди взрослеют и старятся, рождаются и умирают, а колоссальный замок Горменгаст неколебимо возвышается над окрестностями. Никаких перемен не происходит с ним. Никаких видимых перемен. Кажется, будто замок сам, как живое существо, противится атакам, откуда бы они ни исходили, и именно Горменгаст, похоже, стал главной силой, разрушившей честолюбивые планы бывшего поваренка, а ныне "серого кардинала" замка Стирпайка.
Да, главная, пожалуй, сюжетная линия первой книги - путь Стирпайка к вершинам власти над Горменгастом - продолжилась и во второй; все же, если выбирать из множества сюжетов, именно этот стоит назвать основным. Остальные же линии так или иначе оказываются связаны с этой. Впрочем, как и в "Титусе Гроане", сюжет как таковой занимает здесь подчиненное положение, в центре же внимания автора и читателя неизменно находится мрачная громада Горменгаста, способная подавить, заслонить и утопить в своей тени практически всё, что есть рядом. Я повторяюсь, но не могу еще раз не отметить, что еще прежде, чем написать эту книгу, Пик был замечательным художником: даже пером он рисует такие потрясающие пейзажи, натюрморты и портреты, какие немногие смогут создать даже сейчас, обладая всей мощью художественных технологий. И это при том, что, при всем глубочайшем уважении к Сергею Ильину и к проделанной им титанической работе, в переводе наверняка многое потерялось.
И замок поглощает и подчиняет своим нуждам людей, живущих в нем. Персонажей тут множество, все они совершенно различны, но сходятся по меньшей мере в одном - практически все они в чем-то ущербны и даже искалечены, но нередко не осознают этого, поскольку занимают в механизме замка такое место, в котором могут наилучшим образом послужить его целям, не замечая по этой причине собственных уродств. Галерея здешних персонажей - это целая череда отталкивающих, но при этом в чем-то и интересных и даже привлекательных фигур, любая из которых может казаться совершенно предсказуемой и вдруг измениться чуть ли до неузнаваемости, и изменение это вовсе не кажется авторским произволом. Особенно это видно на примере Графини, годами не замечавшей ничего, кроме своих котов и птиц, но при появлении реальной угрозы безопасности Горменгаста и династии Гроанов доказавшей наличие могучего интеллекта и командных способностей; когда же угроза оказалась устранена, разум ее снова впал в спячку. Возможно ли, что и это - одна из защитных реакций самого замка? Конечно, возможно; в этом мире абсурда нет невозможного.
Если же Горменгасту не удается подчинить человека себе, он отторгает его. Это произошло со Стирпайком; это же на протяжении книги происходит и с Титусом. Причины отторжения различны, как и итоговые результаты для каждого из этих двух, но есть и немало общего в их историях.
Итог же в целом сходен с предыдущим произведением Пика: его книги чрезвычайно талантливы и безмерно трудны; это позволяет им быть замеченными и даже обласканными критикой и отвергает всякую возможность массовой популярности. Но мы же не пойдем на поводу у масс, не так ли?
Кстати, если действительно считать Пика одним из "трех столпов британской фэнтези", то, похоже, именно от него больше всего взяли такие известные авторы, как Муркок или Мьевилль; это я просто к тому, что тем, кому нравятся их книги, стоит попробовать и Пика.
Изящные занавеси слегка трепетали под ночным ветерком. Свет ламп золотил комнату, мерцая на фарфоровых чашах, на коренастых хрустальных вазах, на высоком клуазоне, на пергаментных корешках книг, на забранных стеклом рисунках, висевших по стенам. Но живее всего отражался он от бесчисленных белых лиц неподвижных котов. Белизна их обесцвечивала комнату, охлаждала сочный свет. Эту сцену Прюнскваллор запомнил навсегда. Графиня на коленях, перед умирающим огнем, коза, мирно стоящая, пока Графиня доит ее властными движениями проворных пальцев, странно его волнующими. Неужто это она - грузная, бесцеремонная, неуступчивая Графиня, столь пугающе лишенная материнских чувств, Графиня, которая целый год не говорила с Титусом, которая держит в трепете, даже в страхе, население замка, - скорее легенда, нежели женщина - неужели это и вправду она, и полуулыбка удивительной нежности играет на ее широких губах?
И тут он снова припомнил шепот Графини: "Но кто тут осмелится бунтовать? Кто осмелится?" - а следом и полное, безжалостное, органное звучание ее горла: "И я сокрушу врага, истреблю - не только ради Титуса..."